Голосование пользователя

- Спасибо. Подожди, сейчас запишу себе, - Джилл немного отмякла, расслабилась. - Да, дело... срочное. Представляешь, сидим мы в библиотеке, и вдруг Кейси Нортон засекает через аську какой-то Ронни Фолкин, он просит что-то странное передать Деккеру. Ронни Фолкин - это тот самый Рон? Который пропал?
Чего тут уже шифроваться-то? Раз Каупервуд внезапно решил объесть все заведение Шарлин на спор, значит, и здесь тоже побывал какой-то любитель пошутить. Койот, наверное.

Что-то в голове у нее неслышно хрустнуло и сломалось.

- Джиллиан Уайнер, - невпопад, внезапно и неуклюже представилась она, чего, кстати сказать, раньше никогда не делала. Не знакомилась первой. Особенно с парнями. - Это я, на всякий случай.

Дела шли замечательно. Мисс Рейнольдс оказалась чертовски выгодным нанимателем - щедрым и на интересную работу, и на звонкую монету. Вот почему Джон раньше не слышал об этой чудесной науке - Археологии? Будь он проклят, если бы не был сейчас профессором. Впрочем, Улыбчивый достаточно молод (по крайней мере, душой) чтобы наверстать упущенное. А все эти видения да бессонница, хоть и наверняка профессиональные болезни, легко будут излечены тугим кошелем, веселыми леди, хорошим вином и крепким опием. Как любые другие.
- Не слушай его, мистер. Молчи, береги свою тайну, как подобает серьезному мужчине. Дай мне повод хорошенько прижечь тебя этой штукой. Проверь силенки, а?
Засмеялся хрипло. Озорно глядя на Холтона, быстро палец лизнул и коснулся раскаленного металла. Подержав секунду, полную шипения, отдернул, хохотнув:
- Горячая!
Нравились мистеру Литтлпенни все эти огненные штуки. И редко мог он во время таких бесед удержаться от подобных шалостей.

- К тому же,- добавила Кейси, сворачивая машину к тротуару, - у меня-то как раз особо стресса нет, я ж не знаю по.. пропавшего. Эй, не смотри на меня так, Руби, если вцепишься мне в волосы - разобьемся нафиг! Я имела ввиду - мы тогда только переехали, я с этим парнем знакома не была, для меня это менее личное. Погоди, а на кой тотем-то ломать?! Ты вот меня спрашивала, знаю ли я, что бывает с американскими семьями, которые селятся в доме с привидениями, а что бывает с людьми, которые ломают тотемы? Ты хочешь посмотреть в книгах по индейцам, какой именно тотем, и что от этого может быть? А они толком описали, что там было изображено?

Припарковавшись, Палома с глубоким вздохом, потащилась в кафешку, но там ждал сюрприз. Правда, к здешнему, с позволения сказать, кофе, девушка относилась без восторга, но спасибо хоть были шансы разузнать что и как.

- Привет, - сказала Кейси, постаравшись улыбнуться подружелюбней, и обратила свой взгляд на парня-который-остался-один-несмотря-на-здешний-кофе.

Хруст костяшек в гулкой тишине звучит так, как будто переломилось что-то ещё, помимо лобной доли мозга девчонки. Он подавляет желание почесать затылок дулом дерринджера и только склоняет голову набок — так, словно и сам слегка удивлён произошедшему. Надо же. Какая. Неожиданность.

Он стоит там, в чужом доме и грязных ботинках, склонив голову набок, и хочет курить. Прямо сейчас.
Это дурная, вредная, но совершенно простительная для его рода деятельности привычка. К тому же, Грим Грей не известен как жаркий поклонник долгих разговоров. Грим Грей здесь вообще никому не известен, и распинаться перед кучкой полубезумных бедолаг — это не то, что входит в его обязанности. Псы раскрывают пасть лишь для того, чтобы сомкнуть зубы на чьём-нибудь горле.
Не сегодня.

Он подавляет зевок и выходит, ступая ровно по уже оставленным ранее следам — тёмным и мокрым от грязи. Не стоит доставлять хозяевам лишних неудобств.
Только напоследок, задумавшись на секунду, Грим бросает взгляд через плечо. Красное на чёрном и серебряном выглядит, пожалуй, почти красиво.

Всё. Хватит, приятель. Не хватало ещё театральных поклонов под конец.

Когда за спиной слышится скрип дверей, он встряхивает головой, шумно втягивает носом воздух и тяжело выдыхает. Так-то лучше. Рука тянется к карману пальто, находит портсигар и слепо шарит дальше в поисках спичек или зажигалки. Там, в оставшемся позади «внутри», — спёрто, тесно, пахнет смертью и невозможно дышать. Вот что делает с людьми поэзия.
Ну честное слово, это были дерьмовые стихи.
«Пыль или елей»? Серьёзно?..

Be sober, be vigilant; because the Adversary walketh about as a roaring lion, seeking whom he may devour.

- 1 Peter 5:8

С одной стороны Уолвич окружён кукурузными полями. Ты не любишь кукурузу. И тебе не нравится запах. Слишком... Слишком сочный и живой. Однажды ты чего-то испугалась там в детстве. Наверно, собака или кто-то из детей решил пошутить. Ты не помнишь всего случая: пытаешься посмотреть на образ, а он всегда оказывается на границе зрения. Детские вещи. Вздохнула, играя прутиком. А с другой стороны Уолвича – лес. Светлый, просторный. Любила гулять здесь ребёнком. Идёшь по нему сейчас. Вот знакомый валун. А вот играет на листьях солнечный зайчик. Твоя бабушка говорила: «Солнечная тень». Тень – как странно выражались раньше люди. Ты стоишь у развилки. По левую руку тропа, что выведет тебя на берег реки. По правую – тропа, что приведёт к счастью. Ты не была в той части леса.

Вы не можете просматривать этот пост!

Джилл только-только начала грузить газеты...
- Ронни в разрыве? - выцепила она самое важное для себя из потока сознания Руби. - Ронни... это тот самый парень, Руби? Который пропал? Фолкин Р.Р. - это и есть Ронни, да? Да?!?
Джилл подскочила, резко засобиралась. Наверное, количество информации, внезапно приобретшей статус самой форменной чертовщины, ударило ей в голову.
- Газеты подождут. Он сказал - сейчас закроется. Руби, о каких вы все разрывах и разломах, я не по-ни-ма-ю!!! - почти выкрикнула она, рывком застегивая молнию на рюкзачке. - Миссис Робертсон, извините, мы побежали! Адрес...вот... - она занесла адрес своей почты в скрижали, то бишь в журнал, сильно нажимая, отчего выходили жирные прямые линии, а почерк в целом становился угловатым и резким. - Кейси, поехали вместе. Пускай Руби показывает. Ты понимаешь, что твой Фолкин - это Ронни, который пропал, и у него разлом сейчас закроется, и он сказал, предупредил, что у нас тут - Койот! Который Ловкач! Это по твоей части, кажется! - свирепо произнесла она, словно это Кейси была виновата в том, что ситуация не то чтобы выходила, а стремительно выпирала за рамки естественного и попадала в рамки триллера, хоррора или Темной Фантазии.

Томми напряженно вглядывался в маленький экран. Голоса ребят отражались на его лице улыбкой воспоминаний — ведь каких-то несколько месяцев назад главной проблемой их компании был Страшный Мистер Хилл. Ну и, разве что, тупые шутки Ронни, одна из которых даже здесь оставила свой след.
Однако последовавший в конце записи смех заставил его лицо окаменеть.
— Сукин сын... — едва слышно выдохнул он. Осторожно взяв камеру из рук Арли, он пробежался взглядом по кнопкам, отыскивая перемотку. Отмотав три-четыре секунды назад, он снова прослушал смех. А затем еще раз.
— Сукин сын, — повторил он, наконец оставляя камеру в покое. — Почему-то мне кажется, что я знаю этого ублюдка.
И Томми принялся рассказывать о сегодняшней партии в покер. Коротко и по делу весь рассказ занял не больше пары минут, ведь Арли не нужно было рассказывать о событиях в Старом Редстоне. Поэтому Томми, упомянув о том, что поделился произошедшим с Осборнами, вновь вернулся к сухому ветру и смене карт.
— ...Я не видел, кто это был. Но та улыбка, жутковатая ухмылка, приклеенная к размытой фигуре — она чертовски подходит этому хохоту. Вот прям один в один.
Замолчав, он осторожно попробовал чай. В это время в дверь в прихожую осторожно постучали, и в атмосферу мистического кухонного расследования заглянуло красивое женское лицо с доброй усталостью в глазах.
— Привет, ребята, — сказала женщина. В этот момент из-за двери выглянула еще одна любопытная мордашка — годовалого младенца, сидевшего у нее на руках. — Я вам не помешаю?
— Привет, мам. Мы уже скоро, — отозвался Томми. Конструкция его ответа подразумевала, что вторжение мамы будет однозначной помехой.
— Мне нужно приготовить ужин, Том, — с мягкой настойчивостью сказала женщина.
— Я все сделаю, мам. И на стол накрою, — Томми тут же вцепился в возможность продлить кусочек приватности в своем доме. — Ты передохни пока... да, это Арли, мы учимся вместе. А это Марта, моя мама. А это Эшли.
Запоздало представив всех, Томми сделал брату "козу" и поднялся со стула, направляясь к холодильнику, спрятавшемуся в углу среди кухонных шкафчиков.
— Привет, — Марта тепло улыбнулась Арли, и снова посмотрела на сына. — Спасибо, Томми. Котлеты в кастрюле на нижней полке, рис в верхнем шкафчике справа. Вари всю пачку, может что-то тебе на завтрак останется. Если Арли останется на ужин, запасные тарелки на нижней полке у раковины.
Еще раз мило улыбнувшись, Марта вышла, плотно закрыв за собой дверь.
— Извини, — пробурчал Томми из недр холодильника. — Теперь у нас еще минут двадцать... если, конечно, ты не хочешь остаться на ужин.

- Эй!, - Даррен отбежал чуть-чуть вперед, развернулся и схватил Роберту за запястья, - Троглокто?

Парень улыбался и смотрел в глаза Беннет, прежде чем до него дошла неловкость ситуации, в которой они оказались. По-всем законам жанра подросткового кино, сейчас должен был последовать поцелуй, но Деккер был никудышным актером и не читал сценарий.
Отпустив руки Роберты и отстранившись, Деккер развернулся и пошел дальше.

- Так что думаешь там с этим шаманом?, - серьезным тоном спросил Даррен.

      Почему-то стало обидно. Сложно сказать из-за чего. То ли из-за того, что его сестра делает зарисовки из прошлого, а Том о них никому не рассказывает (во всяком случае не Арли), то ли из-за его холодного тона. Она хоть и без спросу явилась, но можно как-то и повежливее было… Но не зря же она на другой конец города тащилась, поэтому сказала, как есть:
      — Я была в больнице у Ким. Её перевели, но мне передали камеру,- Арли сделала паузу, глядя на стену перед собой. На Тома отчего-то неловко было смотреть, — Там что-то есть… Странное. Я подумала, быть может тебе тоже будет интересно.
      А ещё хотелось понимания и поддержки со всей этой дребеденью о старом Рэдстоне. Но за поддержкой она, похоже, точно не по адресу пришла.
      — Я бы по телефону позвонила, но номера не знаю, — решила она оправдать свой визит, чувствуя, что Томми, мягко говоря, ей не рад.

Обогнать старшую сестру в забеге к сладостям для Фумико не составляло большого труда - Юрико задержалась у рукомойника немного дольше, с выражением глубокой сосредоточенности на лице, старательно намыливая руки. И дело было не только в том, что из-за повышенного содержания воспитанности и ответственности в организме Юрико крайне серьезно относилась к гигиене - просто в процессе тщательного мытья рук с мылом определенно было что-то медитативное. Верно говорят что на текущую воду можно смотреть вечно - и не важно что течет она в данном случае из крана рукомойника.

Однако волевым усилием Юрико таки оторвалась от гигиенических процедур и присоединилась к сестре за столиком, аппетитно захрустев огурцами и изо всех сил стараясь не чавкать. Услышав обращенный к ней вопрос младшей сестренки, девочка разумеется немедленно надулась от важности и подняв вверх палец заявила
- Фнафяла...
Тут Юрико осеклась на полуслове и густо покраснела, сообразив что она говорит с набитым ртом, чего такой серьезной юной особе делать разумеется не полагается. Тщательно прожевав и проглотив все что было у нее во рту, старшая сестра каким-то образом сверхчеловеческим усилием придала себе еще более важный вид и продолжила
- Сначала пойдем в кладовую и посмотрим Коллекцию - Именно так, с большой буквы, Юрико именовала собрание разноцветного и блестящего мусора, который сестренки (ладно, в основном Фумико) по сорочьему принципу собирали в их прошлый визит в Оисо. Разумеется, поначалу Юрико решила это занятие слишком детским для серьезной девочки, которой тогда исполнилось целых восемь лет, но во-первых младшая сестра выглядела такой увлеченной, что старшей поневоле становилось завидно, а во-вторых бабушка рассказала ей, что очень многие серьезные и взрослые люди коллекционируют всякие на первый взгляд бесполезные штуки, вроде почтовых марок или даже камней, безо всякого ущерба для своей репутации и Юрико великодушно решила помочь своей сестренке в нелегком деле собирания всего что блестит. К тому же у Юрико была и собственная коллекция, состоявшая из засушенных цветов, которая тоже нуждалась в проверке.
- Потом пойдем в комнату и разберем вещи. А потом посмотрим.

Разумеется было заманчиво сразу выбежать на улицу, ловить кота или просто играть на свежем воздухе, которого так не хватало в городе. Но Юрико знала насколько коварным может быть Оису - ты выходишь наружу казалось бы только на пять минут, а возвращаешься поздно вечером, пропустив все мультики и так и не повидавшись толком с бабушкой. Ну уж нет, не сегодня! Старшая Миядзаки намеревалась заняться отдыхом и развлечениями со всей возможностью и ответственностью!

Вы не можете просматривать этот пост!

— Какой истории? — спросила Мадж, заканчивая с небом. — А других рисунков у меня много. Сейчас покажу!
Она аккуратно поставила кисточку в стакан с водой, ловко спрыгнула с табурета назад и выскочила из кухни, оставляя Арли наедине с недобро лязгающей стиральной машинкой и незаконченной картиной. К счастью, отсутствовала она меньше минуты, и вернулась с потрепанным альбомом, от которого, по сути, осталась только картонная обложка, удерживающая целый ворох листов для рисования различной степени измятости и разрисованности. Мадж отодвинула картину в сторону и принялась выкладывать свои творения.
— Это я солнце рисовала, а это лес ночью, а вот птица, она у нас за окном на ветке сидела целых минут пять, но я все равно не успела, пришлось по памяти дорисовывать, а это Эшли, он здесь спит, и у меня плохо получилось, но маме очень понравилось, а это...
Рисунки сменяли один другой, разлетаясь цветастым веером по обширной поверхности обеденного стола. Это были обычные рисунки пятилетней девочки, хотя и среди них проскакивали признаки неблагополучности — потерянная кукла, тёмный подвал, ребенок с разбитой тарелкой в руках. Сложно было сказать, имели ли какие-либо из этих картин такое же значение, что и горящая церковь. Например, темный лес легко мог быть тем самым лесом, а потерянная кукла символизировать самого Ронни. Лишь одна картина, которая обнаружилась в ворохе листов, вызывала вполне определенные эмоции.
— Это я у Томми из учебника срисовывала, — сказала Мадж, демонстрируя цветастую картину, над которой довлело закатное небо. За буйством красок, в которых угадывалась осень, можно было едва угадать очертания домов и деревьев, и эта картина ничем не отличалась бы от всех прочих, если бы Арли не видела ее вживую. Именно так выглядел Старый Рэдстон, когда они увидели его впервые с вершины холма.

— У меня мобилки нет, — сообщил Томми как нечто, само собой разумеющееся. — Ничего, в школе пересечемся, а Дин знает мой домашний.
Когда рука Руби легла ему на локоть, он засуетился, чувствуя неловкость и за выкуренные сигареты, и за то, что ему поплохело, и за охренительные истории, которые вывалил на ни в чем неповинную девушку.
— Да-да, конечно. Извини, если напряги устроили тебе... Я уже в норме, спасибо.
В доказательство своих слов Томми встал, и у него это даже получилось достаточно твердо. Впрочем, он чувствовал себя все еще недостаточно хорошо, чтобы вызваться помочь в уборке, и при этом не разгрохать тарелку с сэндвичами или не расплескать остатки кофе. К тому же, у него пылали кончики ушей, и он надеялся, что это не слишком заметно за его неряшливыми волосами. Ведь, кроме неловкости, прикосновение Руби вызвало и другие эмоции...

      Конец. Эта простая мысль подобно вечным пирамидам встала перед глазами. Топор пробил тело и надежно пригвоздил секунд-майора к стене. И не нужно было быть доктором, чтобы понять простой факт: именно этот топор, вонзившийся в тело, являлся своего рода пробкой, вытащив которую Людвиг истечет кровью всего лишь за минуту, а пока... теплые струи крови стекали по телу командира по ногам и затекали в сапоги. Фон Вартенбург сжал зубы и ненароком прокусил нижнюю губу насквозь, но боль эта не шла ни в какое сравнение с тем, что и так испытывал человек, прибитый к стене топором. Трясущимися руками он попытался извлечь патроны, но тело отказывалось слушаться. На пол пути к оружию пальцы предательски разжались и пули застучали по лестнице и покатились вниз. Лишь со второго раза майору удалось опустить патроны в стволы, а затем... рука его онемела. Пальцы застыли в мертвой позе и начали остывать. Лезвие пробило таки сосуды и кровь перестала поступать в левую руку, которая становилась бесполезной.

      Вождь уже разрушил и дверной проем, и часть стены, что мешала ему протиснуться внутрь и сделал первый шаг. Его черные провалы глаз неопределенно смотрели на Людвига. Могло показаться, что чудище никуда не торопится. Медленно приближаясь, оно склонило уродливую голову на бок, словно изучая майора, во рту которого уже оказался хаудах. Кровь из губы обильно стекала на ствол, спусковой крючок и рукоятку, а правой рукой майор из последних сил шомполом. Как будто это могло что-то изменить. Но офицер армии Пальмиры не был вхож в ту категорию людей, что опускают руки от безысходности, когда смерть отдавила ноги и от костлявой уже не уйти. И пусть левая рука его повисла плетью, ноги подкосились, и все что удерживало его в вертикальном положении - был топор, пробивший тело насквозь, фон Вартенбург, повинуясь какому-то бессмысленному чувству, не то чтобы цеплялся за жизнь, но делал все возможное, тратил последние силы, чтобы отдать её подороже. Ладонь легла на влажную от крови теплую рукоять пистолета. Людвиг выпрямил трясущуюся руку. Взгляд его сделался хищным, а губы разжались, демонстрируя красные от крови зубы. На лице его на мгновение мелькнула безумная улыбка, а затем... глаза его закрылись, рука безвольно повисла, выронив оружие на каменный пол. Но перед этим... раздался выстрел.

      Новый выстрел. Новые клочья горелой бумаги планировали к дощатому полу, незаметные и неразличимые в разгаре баталии. Догорающий порох разлетелся вместе с огнём и свинцом — со стороны он казался бы искрами, сверкающими в дыму выстрела. На перчатке фон Вартенбурга хлопья сажи садились на чёрную кожу. Огнестрельное оружие той эпохи было шумным, ненадёжным и очень грязным. Выстрелы распространяли окрест терпкий запах, хотя некоторые солдаты со временем находили его приятным. Пороховой канал под кремневой пластиной забивался нагаром, и чистить его приходилось разве что не иголкой с намотанной вокруг оси ветошью. При стрельбе с незащищённой рукой нередкие искры больно жалили кожу, иногда заставляя деревенских рекрутов с перепугу ронять мушкеты — грохот и огонь выглядели для них как продукт невероятной машинерии, хотя суть процесса стала проста, едва лишь химия нашла удачное соединение удачных компонентов.

      К сожалению, наихудшим из несовершенств огнестрельного процесса становился дым. Клубы жирного дыма распухали перед стволом, а когда в закрытом помещении делались несколько выстрелов подряд, под потолками собирались истинно британские туманы. Именно из дымных клубов, хищно перемалывая воздух вращательными движениями, вынырнул топор. С нечеловеческим стоицизмом выдержав очередной выстрел, вождь попросту швырнул в ответ самое тяжелое и страшное, что имел — свой топор, похожий на польский бердыш.

      Никогда в жизни Людвиг фон Вартенборг не испытывал настолько сильную боль. Моральную — да, возможно. Но отчаяние, обида, разбитые злым случаем мечты о триумфе были просто эмоциями. Топор вождя швырнул Людвига к стене лестничной клетки и, пробив остриём грудь, едва не пригвоздил майора к ней.

      В медицинских атласах говорится, что человеческое тело несимметрично. Над медиастинальной частью, которая приходится несколько выше сердца, лёгкие человека имеют тенденцию к сужению. Так, по меньшей мере, говаривал подвыпивший доктор Крамм. От места соединения с бронхиальной трубкой и до самой верхушки лёгкое имеет, в проекции, форму вытянутого кверху треугольника, отступая от плеч и плечевого пояса к трахее. Как известно, когда рана смертельна, умирающие цепляются за мудрость врачей как за детские мечты. И мудрость врачей говорила Людвигу, что всё ещё есть минимальный шанс жить. Возможно, топор ударил в плечо, пробил мягкие ткани грудины, но не зацепил лёгкое. Возможно, у него получится устоять на ногах, как устоял Бахман, получивший весьма схожую рану. Но в случае ефрейтора меч остановили кости плеча. А в его, в его случае?

      Глядя на гигантское древко, которое начиналось от засевшего в груди каменного полукружия, фон Вартенбург вновь ощутил тоскливый и тревожный зов. Лиловая луна звала его в небеса. Звала умереть, сбросив оковы вонючей, волосатой, обязанной жрать и отправлять нужды плоти. Звала вознестись. Воспарить, чтобы бежать среди небесных оленьих стад. Приглашала войти...

      ... в сказочный город.

      Грохот с трудом доходил до сознания Людвига сквозь гул в ушах. Это вождь разламывал остатки стены, неторопливо наклонив голову. Ещё несколько секунд, и он сможет войти в казарму... и тогда...

      — Ин'наут... — всё ещё сиплым от боли голосом прогремел он, заставляя боль в груди Людвига усиливаться от простого звучания этих слов. Большие руки оленьего короля отломили целый кусок кирпичной кладки, продержавшейся столетия.

- Умение правильно задавать вопросы и ставить цели необходимо везде, - эхом донеслось из-за стеллажей. И стихло. Джилл потерялась в недрах.
Джилл чувствовала укус ревности - ущемленное чувство собственника. Даром что библиотека публичная, она уже некоторое время считала ее своей вотчиной, тайным убежищем, будто у нее было какое-то право первой ночи, так сказать, на обитание среди этих стеллажей, на внимание миссис Робертсон, на каталожные карточки и компьютерную базу данных. Ей казалось, библиотеку из одноклассников особо никто не жаловал, и вот на тебе! - оказывается, кто-то из ребят трудится над оцифровыванием газет, а она ни сном ни духом... вот и Кейси - уже свой человек. Библиотека оказалась гораздо более публичным местом, чем она думала.
Надо этому только радоваться. Это будет этично, сказала она себе. Итак, справочник инфекционных заболеваний говорит нам, что холерный вибрион... передается через необеззараженную воду... инкубационный период... Вот: срок жизни - до двух месяцев в воде, до трех - в земле. Три месяца - не двести лет. В Северной Америке: распространен в странах Карибского бассейна - Гаити, Куба, Доминиканская республика, Мексика... Ага. В США отмечены отдельные случаи... сводка по годам... Джилл захлопнула медсправочник. Это ей ничего не даст. Хоть город и небольшой, она не может знать всех, в том числе внезапных приезжих из, скажем, Мексики. И не сможет найти разумный ответ - каким образом Кимберли подхватила эту чертову холеру в начале двадцать первого века. И что там было такое в редстоне... кажется, это было в первой половине девятнадцатого...
Тихий звук шагов между стеллажей говорил о том, что Джилл перемещается в направлении стеллажа номер 16, "история". Увы, Джилл пока еще не слишком четко представляла себе, какой вопрос ей следует задать, потому что она не знала, что именно она хочет узнать. Именно в таком порядке. Поэтому она начала с: история Редстона. XVIII - XIX вв. Эпидемия холеры. Что-то ей подсказывало, что ничего особенного в открытом доступе она не найдет, и ей придется искать в каталоге по ключевым словам, а потом заказывать материалы в архивном отделе. Именно в таком порядке.

А Дин с удивлением и даже опаской наблюдал за всем происходящим - и особенно за Руби. Да уж, он бы сейчас не хотел оказаться на месте Томми. Честно-говоря, он и другие времена никогда не хотел оказаться на месте этого парня, который так рано повзрослел.
- Это... - Поняв, что первая волна шторма под названием "Руби" схлынула, школьник неуверенно поскрёб в затылке. Складывалось такое ощущение, что сейчас ему тоже надо сказать что-то. Хоть что-нибудь. И это ощущение только усилилось, когда школьник поймал взгляд Томми.
Да, Дин не умел разбираться в людях, был не слишком общительным и зачастую попросту пасовал в ситуациях, когда нужно было просто решиться и что-то сказать. Или заговорить первым. Или возразить. Да и ещё целое множество. Но всё-же... Он старался бороться с этими недостатками. Наверное. он согласился на приглашение Осборнов и поэтому тоже.
- Народ... Народ, - Дин поднялся на ноги, бросив взгляд на раскиданные по всему саду игральные карты, а затем снова посмотрел на чуть-ли не схватившихся друг с другом Руби и Томми.
"Может, ещё по одной?"
"Похоже, следующего раунда придётся ждать долго."
- Там уже кофе остывает, - Ляпнул парень, чувствуя себя глупо донельзя.

Получив в спину стопкой карт, МакНевилл замер, словно вместо плотного картона карты были вытесаны из гранита. Медленно развернувшись, он смотрел на девушку, которая кричала ему в лицо вещи, настолько очевидные, и от этого настолько обидные, что от них хотелось плакать. Тяжело дыша, он открывал рот, пытаясь выдавить хоть слово, но каждый раз ему не хватало дыхания.
— Да ты... сама... я... какого...
Марк, который очень вовремя выступил со своим "остыньте, чуваки", сбил накал страстей, взбушевавшихся в Томми, и заставил взглянуть на ситуацию хоть немного "снаружи". Переводя дыхание, Томми хмуро глядел на Осборнов, выстраивая в голове защитно-обвинительную речь, и в этот самый момент до него вдруг дошло. Причина возмущения Руби была столь же очевидной, как и все те вещи, которые она выкрикивала ему в лицо. Томми тем более понимал ее, потому что буквально минуту назад сжимал кулаки в досаде по той же самой причине.
Они просто друг друга не поняли.
Сейчас за этим карточным столом, за которым разыгралась партия покруче покерной, остро не хватало Ронни с его идиотскими, но добрыми шутками, которые так здорово помогали сгладить ситуацию. Сейчас Томми просто не мог шумно выдохнуть и сесть обратно, тем самым давая понять, что инцидент исчерпан, и можно наконец заняться чем-то полезным.
В то же время продолжить начатое и просто уйти он теперь тоже не мог. Чуть ли не с мольбой во взгляде он посмотрел на Дина.
"Давай же, Монтана! Ляпни что-нибудь!"

После слов Руби Томми зажмурился. Крепко, с силой сжав кулаки, будто кто-то саданул ему под дых. Последовавшая речь Марка долетала до него поначалу приглушенно, сквозь густую вату пульса, загрохотавшего в ушах, но через какое-то время он начал слышать его отчетливо, и наконец открыл глаза. Приступ то ли ярости, то ли досады, то ли беспросветной тоски — а может, всего сразу — отступил, и окончание истории Марка он дослушал уже спокойно, покручивая кружку с кофе в руках. Слова Монтаны заставили его прищуриться, будто от зубной боли.
— Забей, Дин, — сказал Томми, глядя на Марка. — Мы не обязаны перед ним оправдываться. А ты, чувак... лучше бы ты просто сказал, что я спятил. Что мы все спятили. Знаешь, я не буду сходить с ума и приносить кого-то в жертву — насколько я знаю, Карр обошелся без этого дерьма. Но мириться с этим я тоже не буду.
Он встал из-за стола, мимоходом бросив взгляд на карты, и молча направился к двери, ведущей в дом. Расклад у Руби был действительно самым отстойным. Но только ее слова могли сейчас остановить Томми от того, чтобы забрать свой рюкзак, сесть на монструозный велик, стоящий снаружи у ограды, и укатить в закат... точнее, домой. Или куда-нибудь еще.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Юрико семенила ножками, стараясь одновременно не отстать от длинноногого папы и в тоже время, сверхчеловеческими усилиями воли подавляя естественные для всякого девятилетнего ребенка порывы вырвать свою ладошку из его руки и радостно унестись вперед. Или возможно назад. Или даже в сторону. Неважно куда, главное убежать на полной скорости, раскинув руки, как будто она самолет!

Однако несмотря на всю заманчивость этих идей, Юрико держала себя в руках. Это раньше она могла бегать, прыгать и вообще вести себя как безответственная дурочка. Но для недавно перешедшей в третий класс, серьезной и солидной девочки аж целых девяти лет от роду, старшей сестры и круглой отличницы, подобное поведение было абсолютно неприемлемо. В отсутствии мамы и до приезда к бабушке, она оставалась за главную женщину в семье, а значит на нее возлагалась вся ответственность. Потому что мужчинам ответственности нельзя было доверять вообще никакой и никогда - в этом Юрико в свои девять лет была уверена железно.

Ну и к тому же при быстром беге она рисковала споткнутся, упасть и поранится, а может даже (о ужас!) испачкать или порвать юбку. Что конечно тоже было недопустимо. Но главными причинами были все-таки серьезность и ответственность, которые маленькая Юрико и старалась излучать всем своим видом. Излучать было трудно, но девочка старалась изо всех сил.

Поэтому увидев бабушку, Юрико не понеслась радостно с ней обниматься, а подошла, поклонилась и представилась, как и положено вежливой, воспитанной и главное взрослой и ответственной девочке.

А потом разумеется радостно побежала обниматься, да.

Вы не можете просматривать этот пост!

Лицо девушки, внезапно возникшее в неверном свете телефонного фонарика, вызвало у Мойры еще один приступ паники. Ужас недавних видений был еще очень свеж. У Мойры не было ни времени, ни сил, чтобы обдумать произошедшее, а события продолжали происходить с беспощадным постоянством. Поэтому первым побуждением женщины было запустить в это невесть откуда взявшееся лицо телефоном и зарыться с головой в спальник (какая детская попытка убежать от ночных страхов!). Однако голос Брук, дрожащий и растерянный, остановил уже замахнувшуюся было руку.
- Вы...мы...говорили? - пробормотала она обескураженно - Но...это невозможно...Вы же...
Мойра запнулась, вспомнив свои слезы, свои выкрики, то, как она ползла в грязи, протягивая руки. Краска стыда залила лицо. "Хорошо, что она ничего не видит!" - подумала Мойра, пытаясь собрать мысли в кучу. Она тряхнула головой, словно надеялась, что девушка исчезнет. Разумеется, этого не произошло. Брук была так же реальна, как и сама Мойра (впрочем, даже на этот счет у женщины уже появились сомнения).
- Так, - собравшись с духом и тщетно сдерживая дрожь в голосе, произнесла Мойра, - что-то происходит, пока не знаю, что. Но, если не разберусь, то сойду с ума. Давайте начнем с начала. Кто вы? Как здесь оказались? Нет! Я уже поняла, что в мою палатку вы спрятались от грозы... Как вообще здесь оказались, в этом месте? И...о чем мы с вами говорили там, снаружи?
Мойра надеялась, очень надеялась, что разговор, каким бы малосодержательным он ни был, даст ей ощущение нормальности окружающего мира, которое ей было сейчас нужно больше всего. Она приготовилась слушать, когда поняла, что девушка (Брук, кажется) явно замерзла и возможно промокла. Мойра была далека от идей безраздельного альтруизма, но позволить, пусть даже незваному, гостю мерзнуть тоже не могла.
- Вы садитесь ближе, - сказала она, - этим спальным мешком можно укрыться и вдвоем, если его расстегнуть.
В эту же секунду Мойра вдруг четко осознала, что совершенно раздета. Снова залившись краской она поспешила добавить:
- Только дайте мне минутку, я что-нибудь на себя надену.

Вы не можете просматривать этот пост!

Немного уставшие, но девочки наконец добрались до Оисо. Было еще ранее утро, когда отец поднял их и заставил собираться. Почти всю дорогу, они проспали в поезде, и теперь казали немного вялыми. Однако подобное настрой пройдет почти мгновенно, стоит им оказаться на пороге дома бабушки. А пока они мирно двигались от станции по асфальтированной дороге. Осаму одной рукой придерживал посапывающую у него на груди Фумико, а второй нежно сжимал руку Юрико. Путь к дому матери резко забирал вверх, но мужчина не хотел тревожить младшую дочь, так уютно устроившуюся в его объятиях.
К сожалению мама не смогла сегодня выбраться с ними, но пообещала приехать через два дня. Поэтому еще в начале пути девочек разбирали противоречивые чувства. С одной стороны мамы с ними не будет несколько дней, но с другой - это значило, что свободы у них будет чуть больше. А это значило больше игр, веселья и внимания со стороны отца, часть которого он обычно уделял их маме.
Оисо встречал своих гостей хорошей, по летнему теплой погодой, но прибрежный бриз не давал ей превратится в жару. А учитывая, количество времени, которые девочки собирались провести на улице, этот факт несомненно подбадривал.
Прошло около двадцати минут, прежде чем семья наконец добралась до искомой точки. Дом бабушки находившийся поодаль от центра города. Он удобно расположился на ровной площадке недалеко от сосновой рощи, которая приятно щекотала нос девочек своим запахом.
Стоило преодолеть небольшую арку входа, которая когда-то служила мастерской дедушки, а теперь попросту была переоборудована в склад и наши герои оказались во внутреннем дворе. Их приветливо встретили оба двухэтажных домика: хозяйский и гостевой, каждый из которых когда-то построил ваш дедушка. Оба строения были выдержаны в одном стиле. Двухэтажные деревянные здания с черепичной крышей. Эти дома хранили много детских тайн, а некоторые расшатанные половицы до сих пор скрывали древние клады, о которых совершенно забыли как сам Осаму, так и его дочери, которые хранили в этих выемках дорогие сердцу вещи.
Мужчина остановился возле небольшого садика, которым много лет подряд занималась его мать и громко позвал ее, спуская проснувшуюся Фумико на землю.
Услышав знакомый голос, Мидори поспешила выйти наружу. Глаза старой женщины засияли, а на лице появилась улыбка. Она быстро подошла к своему сыну и вежливо ответила на его поклон и слова приветствия. Совершенно не соблюдая принятые ритуалы, она взмахом руки позвала два своих сокровища обнять свою бабушку.

Джилл молча провела пальцами вдоль видавшего виды капота машины, вроде как чужую собаку или лошадь погладила по холке, знакомясь с нею. Царапины и вмятины придавали "Хонде" невыразимое словами свойство подлинности. Была бы это сверкающая новенькой краской и лаком, вся в бликах света, почти зеркальная поверхность обтекаемой торпеды, что вот-вот покинула автосалон, Джилл бы подумала (точно подумала бы), что в ней есть что-то виртуальное и отретушированное, что-то от рекламного ролика и от 3D-модели. Эта машина была настоящая, почти человечная в самой своей машинности, с характером и биографией, вся обжитая хозяйкой, продышанная ею насквозь. Эта Хонда была немного Кейси. Джилл улыбнулась одними уголками губ и полезла внутрь, еле заметно скорчила гримасу сердитому японскому божку... или демону? Разницы между ними почти никакой... В салоне было уютно и... неформально, что ли. Хотелось откинуться на спинку сиденья, расслабиться и ловить кайф.
Тем более, что не ты везешь, тебя везут. Ах ты, как здорово. Джилл даже не хотелось спрашивать Кейси, есть ли у нее права...

- Классная карета. А до полУночи еще далеко. Я попробую, но я всегда пешком ходила, знаков не помню... В общем, так: сейчас прямо, второй поворот направо...

Джилл, как могла, работала навигатором, но какие там повороты запрещены, а какие нет, она не знала. Оставалось надеяться, что в маленьком Редстоне не так уж много запрещающих знаков... и вообще, все, что не запрещено, все разрешено.

Ну, прокатиться, так прокатиться, а то потом еще топай назад до школы за своей старушкой. Кейси с шутливостью, маскирующей свою совершенно искреннюю гордость потрепанной жизнью Хондой, "представила" рындван:
- Карета у подъезда! Ну, или тыква, это уже как посмотреть.
Старенькая Хонда и в самом-то деле выглядела прожившей долгую и бурную жизнь на улицах, возможно, на улицах больших городов, где небоскребы прорываются к небу сквозь облака смога, а на перекрестках без конца переговариваются разнообразные машины. Сейчас же, яркий цвет весеннего солнышка беспощадно выявляла все выправленные вмятины, зарихтованные царапины и просвечивающие местами слои предыдущих окрасок. Изнутри, однако, машинка оказалась неожиданно ухоженной, хоть стиль Паломы и наложил свой отпечаток: разномастные чехлы на сидениях, болтающаяся на лобовом стекле фигурка с недружелюбным выражением лица, выполненная в японском стиле, заваленное какой-то ерундой заднее сидение. Впрочем, Хонда послушно завелась, да и странно было наблюдать, как руки вечно все критикующей Паломы мягко поглаживают приборную панель.
Освободив немного места для пассажиров, Кейси повернулась к Джилл:
- Ну что, будешь штурманом?

Взгляд медсестры издевательски сосредоточился на лице говорившей без умолку Ню. Она не потрудилась даже кивать из вежливости, делая вид, что слушает. Вцепилась насмешливо, искривив в презрительной улыбки полные алые губы, скрестила на груди тонкие ухоженные руки, постукивая длинными красными ногтями правой по нежному предплечью левой, затем нарочито медленно принялась поправлять красно–рыжие локоны, которые отнюдь нисколько в этом не нуждались, и только спустя несколько мучительно–долгих секунд как в воздухе повис вопрос Ню, удостоила девушку звуком своего чуть низковатого томного голоса.
– Дорогая мисс Муар…
Шшшш…ТАК… – прошелестел и с громким стуком отодвинулся массивный засов.
– ...на моем веку, а я старшая медсестра и работаю здесь немало
Дважды «чик» и пара шпингалетов освободилось от несения однообразной службы.
– ...еще никто из клиники Кэрролла не уходил навсегда.
Возня ключа в верхнем замке казалась бесконечной, но вскоре он, завершив свою миссию, вернулся в связку на поясе медсестры.
– Все только прощаются да кормят себя надеждами.
Второй ключ был проворнее, но громче. Он словно созывал обитателей лечебницы взглянуть на беглянку, что тешит себя мечтами никогда не вернуться сюда более.
– Я мисс Куин, запомните мое имя, оно вам еще пригодится. Счастливого пути, мисс Муар.
Дверь натужно распахнулась. Казалось, делает она это нечастно. Тому подтверждением был удивленный возглас, с которым дверь продолжила открываться, впуская в помещение холла терпкий аромат летнего утра.
– И до встречи.

Замки проделали тот же сложный путь, визжа, скрипя, жалуясь, потревоженные цепкими пальцами старшей медсестры.
Стоя на верхней площадке лестницы и имея перед собой путь, состоящий из пяти ступенек, Ню смогла разглядеть лишь боковины домов стоявших чуть впереди, словно два охранника, взявших клинику под стражу, да кафе напротив.
Преодолев дорогу вниз и оглянувшись, Ню увидела, что здание лечебницы довольно старое, обремененное высокими потолками и башенками, множество окон второго этажа равнодушно взирало на девушку, надменно косились высокие остроконечные ставни первого, в одно из которых наблюдала за ней старшая медсестра Куин и улыбка ее показалась Ню зловещей. Впрочем, что только люди не списывают на игру света.

В окне второго этажа ровно над тем, где все еще виднелась медсестра, маячила беспокойная фигура мистера Хэта. Тот прижался носом в зарешеченному стеклу и губы его шевелились. Вспомнив последнюю его фразу и наложив ее на движения, Ню получила стопроцентное совпадение. «Время пить чай!» напоминал маленький человечек и настойчиво тыкал пальцем в сторону кафе, другой поднимая воображаемую чашку и делая глоток за глотком.

Проводы Ню на этом не закончились – около дюжины окошечек второго этажа закрыли собой фигуры незнакомцев и незнакомок. Один из постояльцев махал Ню платком, другой плакал и звал ее обратно, третий как и шляпник настойчиво указывал ей путь в кафе. Это сумасшедшее сборище представляло собой тоскливое зрелище, от которого хотелось бежать опрометью, не оглядываясь и уж точно не возвращаясь.

Арли по началу действительно не собиралась читать дневник. Ну правда. Честно-честно.
Но открыв его, не читать уже не могла и руки сами собой тянулись к белым страницам, а глаза бегали по строчкам, исписанным аккуратным почерком.
Когда она дошла до описания сцены в столовой, руки задрожали, а глаза наполнились слезами. И снова Алан. Он умер из-за нее, но неужели не может оставить её в покое?! Сколько еще он будет напоминать о себе?! В этот момент она не жалела Алана, а была на него зла за то что он то и дело встаёт у нее на пути в виде призрака. Сколько можно?! Она вскочила из-за стола и со всей силы швырнула дневник об стену, будто он и был всему виной.
Впрочем, гнев отступил также быстро, как и возник. Алан не виноват. И дневник не виноват. Быть может все же стоит пить те таблетки, что выписал психотерапевт, нанятый мамой во Флориде, а не спускать их в унитаз?
Арли подобрала коричневую книжецу. Ну вот, страницы помялись. Она разгладила их ладонями, уселась снова за стол и принялась читать дальше.

После прочтения стало ясно, что это дневник Ким. А чей же еще? Не Беннет же. Он явно принадлежал девушке, которая была с ними тогда в лесу. У Ким единственной была камера, о которой рассказано в дневнике. Ко всему прочему, она вроде бы дружила... Дружит с Роном.
Арли со вздохом захлопнула дневник. Не в её правилах присваивать чужие вещи. Надо вернуть его владелице.

Замок был не чета тому, который в свое время вскрывал Ронни Фолк в школьном архиве, вооружившись наставлениями МакНевилла. Как оказалось, под замок замаскирован обычный нажимной механизм, который с легким щелчком открылся сразу же, как ощутил на себе легкую царапинку скрепки.

И перед Арли открылись страницы - а с ними и чей-то потаенный мир...

Имени на корешке не оказалось - еще бы! Зато все записи были пронумерованы. Учитывая, что эти номера перевалили за пятую сотню, можно было предположить, что дневник верно служил хозяйке вряд ли меньше года.

Поэтому Дэвидсон не стала открывать его с самого начала, а просто перелистнула к последним листам.


543
Вот это я называю "выходные, проведенные с пользой"!
Устроила уборку, сходила с мамой по магазинам и наконец выбрала себе НОРМАЛЬНУЮ парку, позвонила тому чуваку из Тауэра — и папа отвезет ему синтезатор на днях! Починила паровоз Джима! Ладно, там всего лишь отвалилось колесо, но хэй!
Завтра в школу. =|

544
Что я делала весь день?

545
Скучнейший вторник. Самый скучный из всех скучных вторников во главе со скучным Робертсоном.

545.2
Дьявол, я же обещала не называть его скучным. Мне очень жаль. Простите, мистер Робертсон. <3

546
И снова пропуск.
Когда я жила в Миннеаполисе, пропусков в дневнике было меньше.
И я близка к тому, чтобы забрать назад свое обещание.

547
Четверг полон сюрпризов!
Во-первых, оказалось, Рэдстон назван так неспроста. Жуткая была история. Мистер Робертсон может, когда захочет! Но открытым остается вопрос: как назывался Рэдстон до эпидемии? Грейстон? Клэйтаун? Он же не мог называться Красным Камнем до того, как дома покрасили в красный?
Мистер Робертсон наверняка любит красный. Я оказалась права. Ронни нравится красный, мне нравится. Да кому он не нравится?
Да, зачетный свитер.

Во-вторых, в школьной столовой мы "познакомились" с новичком; Арли потерпела от этого знакомства сильнее прочих. Этот чувак наверняка увез бы ее в солнечную Вирджинию, если бы ребята не вмешались. А ведь могла бы завязаться нешуточная драка, Лайтману с лету здорово досталось. Я едва не подавила каблуками обед Деккера!
Я не люблю драки, но хотела бы увидеть Ди-Ди (:D) в деле. Уверена, такую потасовку школа запомнила бы надолго.
Дин отсел, а Ронни предпочел отшутиться. Он испугался?

В-третьих, потом появился какой-то мужик, которого никто из нас прежде в школе не видел. Тоже новичок - и он осадил первого новичка. Странный, странный день.

(две строчки аккуратно замазаны штрих-корректором)

Пятое. Директор заявил, что жемчужина Рэдстона может подвергнуться атаке моржей. И что нам необходимы курсы выживания в дикой местности. Я не вижу связи. Никто не видит.
Мужик-новичок (мистер Честр-ррр-р Хи-иии-илл в красном(!) углу) оказался нашим будущим наставником. Парень-новичок оказался нашим будущим собратом по несчастью. Алан. Окей, Алан, у тебя в компании уже есть друг Дабл Ди. Ты мастер настраивать отношения.
=(^.^)=
Предполагается, что мы будем выживать в лесу. Эрик заволновался. Не удивительно — бедняга едва выжил даже в школьной столовой! И мне пришлось его вытаскивать!
Дурацкие курсы. И зачем они нам? Можно подумать, нам в Рэдстоне больше нечем себя занять! :D

К слову о столовых. После собрания мы (то есть Рон, я и Эрик) поехали в "Спрингс", по дороге еще подсадив Томми. Вместе с его синяком. Он не рассказал, что случилось. Он — Томми.
В кафе мы обсудили план. План разоблачения плана Мистера Честера. Шарлин подкинула крутую идею: заснять все, заслуживающее внимания, на камеру. Кроме того, может получиться захватывающий хоррор. А то и фильм-катастрофа, как знать. Еще один "День после завтра". Держитесь, мистер Эммерих, скоро вам придется потесниться — в Голливуде станет слишком тесно для нас двоих.
• • • – – – • • •
Также удалось выяснить, что мистер Хилл не нравится ровным счетом никому из нас. И почему я не удивлена?

Рон — придурок. Он что, правда решил пробраться в школьный архив? Но почему у меня снова такое чувство, что я не удивлена?

P.S. А еще мы видели Дина. Но ему было не до болтовни!
P.P.S. Мама выслушала мои новости очень "внимательно", как всегда. Папа наверняка будет рад услышать, что мы прогуляли школьные занятия ради такого важного дела. Кстати. Взять у него камеру. (!)

547.2
Рон — ПРИДУРОК! Он правда решил пробраться в школьный архив! (!)(!)(!)
Я пыталась его отговорить, но… Боже мой, у меня нет слов. А еще я пообещала не спать завтра всю ночь и типа сидеть на карауле, пока Фолк будет медвежатничать в школе. Супер. Плюс один придурок.
Здесь только Джим вменяем: он просто пытается дать сдачи моему плюшевому медведю. Прости, Джимми, но пока ты не подрастешь, я ставлю на Джастина.
*картинка, на которой медведь бьет ребенка*

548
Странный день и какой-то пустой в сравнении со вчерашним. Я даже ни с кем и не пообщалась толком. А Рон типа меня избегал? Отличный приемчик!
Ладно, в любом случае, я сижу и типа жду его отчета.

548.2
Решила разобрать стопку кассет, которая накопилась у стола.
Маккарти и Харрис! Не удержалась и поставила. Теперь не могу перестать петь "Кис-кис! Бэнг-бэнг!"
От "Все ближе" тоже натурально сносит крышу, но…

kiss kiss
BANGBANG (!)
Ох, Дуглас <3

Хм, на одной записаны сразу "Пет шоп бойз", Гэри Ньюман и "камуфляжная" "Любовь как щит" (почему всего одна?), это странно. Или офигенно, потому что эта кассета мамина. Ха-ха, мама тащилась от Гэри Ньюмана! Я помню, как она танцевала вечером на балконе в нашей квартире в Миннеаполисе под "Сестренку Сюрприз". С папой. И со стаканом… виски? Боже, стакан с чем угодно танцует лучше моего отца! Джимми счастлив, что не видел этого.

"Мы как те загулявшие истории о привидениях.
Никакой религии.
Никакой помощи.
Нет старой мудрости и нет убеждений."

А тем временем Ронни начал "операцию", прислал СМС. Не думаю, что стоит ему отвечать. Ха-ха, самый тупой сценарий!
— Как вас поймали?
— Мой сообщник, который стоял на стреме, позвонил узнать как дела.

Я хочу спать. Но не могу.

548.3
Он сделал это. Палочкой. От эскимо.
И теперь я типа его девушка.
…
Пойду посплю.
И надо же было мне согласиться...

549
Тяжелый был денек, а вечер и того хуже.
На лекции этот маньяк Хилл пытал Дина вопросами, а Томми пришлось выложить содержимое своего рюкзака. Чертова груда вещей. После школы мы с папой упаковали точно такой — а сверху еще добавили камеру. Шикарно.
Но теперь у меня хотя бы есть "парень", который может носить мой рюкзак. А что бы вы думали, мистер Фолк? (!)
Мы не обсуждали наши отношения... потому что их нет?

Нужна ещё песня, для чистоты эксперимента.
ссылка Diggy Diggy Hole
Почему народы отличаются друг от друга? Все дело во влиянии окружающий среды на развитие общества, народ моряков будет отличаться от народа степных кочевников. Вот и песня про это, про дварфов которые формируют свою собственную систему ценностей и свой взгляд на вселенную, для которых: пляж, море и солнце - это не синоним отпуска, а странное и неуютное местечко. Про шахтеров которые не ждут окончания смены, а ждут её начала и с нетерпением. То есть трудолюбие возведенное в ранг высшей добродетели.
Ну и ещё про шахты, руды и тайны земной тверди.

— Сад — это здорово, — неопределенно сказал Томми, то ли восхваляя идею посидеть в саду вместо кухни, то ли подчеркивая исключительность наличия собственного сада при доме. Мысли его прыгали с одного на другое, совершенно не спотыкаясь об обычную легкую неуверенность от нахождения в незнакомом доме, а словесная пикировка между братом и сестрой заставила его еще раз ухмыльнуться. Это было так... по-домашнему.
Предложение сыграть в покер Томми встретил вполне равнодушно. Он приблизительно знал выигрышные комбинации, и отец показывал базовые принципы для игры, но хорошо "считать карты" он так и не научился. К тому же, сейчас его куда больше интересовала другая мысль.
Можно ли было рассказать им?..
Придумать отмазку для своего неловкого наезда на брата Руби не составляло особого труда. Вряд ли кто-то стал бы проверять его на детекторе лжи или чем-то подобном, да и в конце концов, кому были интересны истинные причины его загонов? Нет, дело было скорее в том, что Томми хотел поделиться этим с кем-нибудь. Ведь, по сути, кроме Кимберли, ему было не с кем поговорить о произошедшем. Рид, по словам Дэвидсон, исчез в пламени вместе с церковью Старого Редстона, сама Арли уехала во Флориду, а Ронни... про Ронни нельзя было думать без боли. Карр что-то говорил про силы, которые получил Томми, но верить бредням богатого чудика, и уж тем более продолжать с ним общаться — для этого нужны были куда более веские причины, чем нарушенное душевное равновесие МакНевилла. К тому же, кажется, Карр был против попыток спасти Ронни, а мириться с этим Том никак не мог.
Впрочем, предложение Руби сыграть в покер на желания не подразумевало отказа, и это был неплохой способ как минимум скоротать время.
Будь здесь Ронни, он сейчас стопудово предупредил бы, что в случае его выигрыша Руби должна будет снять свитер...
— Идет, — отрывисто бросил Томми. Возможно, даже слишком резко, поэтому он отвернулся, глядя в расцветающую зелень сада, и вдыхая аромат кофе, горячая кружка с которым покалывала ладони.
— Сдавай, — добавил он уже мягче, и осторожно взял сигарету.

- А кого ты задела? - с искренним недоумением отозвалась Палома, - И время на оценку шедевра тут совсем не при чем. Это такая тактика, выработанная в коммерциализированном мире в конце девятнадцатого века - сначала уморить художника голодом, а потом "открыть" его и продавать картины втридорога. Люди искусства вообще очень уязвимы, когда речь заходит об их творчестве, вечно балансируют на краю. Ван Гог покончил с собой в нищете, и его картины сразу стали продаваться за бешеные деньги, Бизе умер от инфаркта, когда "Кармен" освистали, а после его смерти эта опера стала классикой. А будь у них коммерческая жилка, или окажись на их стороне какой-нибудь циник - жили бы и творили. И это еще только те, чьи работы все-таки в конце концов оценили, а сколько всего кануло в небытие? Словом, в вопросах самооценки другие люди могут нехило подгадить. Да что ты стоишь, снимай, я в своем естественном состоянии "говорит какие-то гадости". Не про тебя, а вообще.
Для Кейси в самом деле ничего такого уж необычного в происходящем не было, она часто сцеплялась с кем-то языками. Это только кажется, что люди скучные, если с ними говорить только о погоде и налогах, но, стоит им сказать что-нибудь, с их точки зрения возмутительное....

- Ну да, слава Герострата, - фыркнула Джилл, хотя спорить ей уже расхотелось, и если она спорила, то только по привычке. - Маньяки и серийные убийцы запоминаются лучше, чем ученые и врачи. Наверное, они себя тоже поздравляли со своими поступками. А шедевры... да, несправедливо, наверное, что их черед часто наступает, когда автору уже все равно. Чтобы что-то оценить, иногда нужно время... слишком много времени.
И еще сказала, глядя в пространство, потому что мистер Робертсон говорил не с ней, а с Паломой:
- Жить только ради общественного мнения, наверное, не стоит, но я бы предпочла, чтобы обо мне вообще никто не помнил, чем помнил бы обо мне какую-нибудь гадость.

Она знала, кто такой Януш Корчак, и не знала, кто такой Дамер. Интересно, что бы о ней вспомнили, умри она завтра? Что была такая зануда, у которой конспекты и проекты всегда были в порядке и которая трепалась, когда надо бы помолчать? Может быть, она бы продолжила свое посмертное существование в виде маленького склочного привидения, пасущегося между библиотечными полками... Что она еще умеет, кроме как тщательно выполнять домашнее задание? Останавливать мгновение разве что.

- Я не хотела никого задевать. Мне просто было интересно, что все об этом думают, и только. Вы не будете возражать, если я вас всех сфотографирую? Вы... продолжайте говорить, как будто меня здесь нет, хорошо?

Джилл полезла в рюкзачок за камерой - самым веским своим аргументом. Камера всегда была зорче и проницательней самой Джилл; с этим она уже смирилась.

Легенду про озеро Джилл слушала вполуха, изучая печальное лицо учителя. Что за собачья профессия. Он так старается увлечь, привлечь, оживить историю жизни людей примечательных - или вовсе не примечательных, но людей же; которые жили, строили планы, надеялись, добивались, обламывались, теряли... Это и есть история; по крайней мере, Хелен именно так и считает. Бедняга Робертсон. Пытается шутить, а в глазах тоска, глаза шарят по пустующим партам...

Когда случилась эта история, Джилл ни в какой лес не пошла, осталась дома. То есть она бы пошла, ей очень хотелось пойти, чтобы не быть белой вороной, но Хелен очень жестко сказала: останешься дома и будешь готовиться к тестам. Ты еще не адаптировалась, у тебя будет стресс, тебе придется команду спасателей вызывать, подумай, зачем тебе это нужно... Вот она и осталась, а потом... разные разговоры ходили насчет того, что там произошло. В сверхъестественное Джилл не верила, поэтому рассказы про шаманов, культистов и проклятия в ее голову так и не улеглись. Она почти физически ощущала, как трещат, гнутся, но все же не ломаются ее когнитивные шаблоны. Это все было ужасно, но должны быть рациональные причины. Рон... славный парень - язык не поворачивается сказать "был", разве его не могла затащить разбушевавшаяся вода в какую-нибудь пещеру или карстовую воронку, там же просто потоп был, с этой прорвавшейся дамбой. А Кимберли... возбудители многих опасных инфекций могут сохраняться очень долго, вот, например, чума; чумные бациллы вообще могут ждать веками своего часа, недаром чумные ямы засыпали известью, она читала... Вода могла размыть какое-нибудь старое захоронение, и вот... Кимберли выберется, современная медицина все-таки... Наверное, мистер Робертсон себя за все винит, хоть и старается смотреть бодрячком. Собачья профессия. За всех ты в ответе, должен читать в душах двух десятков обормотов и быть непогрешимым в их глазах, а девять десятых твоих усилий тем временем уходят как вода в песок, и так всю жизнь... Ни за что не буду учителем, думала Джилл, для этого надо быть совершенным как Отец наш небесный, или хотя бы думать о себе так... А Джилл так о себе не думала, какая бы железная уверенность ни высвечивалось на ее хмурой сосредоточенной физиономии.
Джилл стало его жалко, а потом ей стало из-за этого стыдно, и она опустила взгляд. Хреново, когда тебя жалеют. Не стоит его жалеть.
Даже тогда, когда он, верно, плохо подумал и ткнул Палому прямо в больное место, а она - хрясь! - в ответ ударила наотмашь. Джилл затаила дыхание: что будет? Лучше всего им обоим было бы извиниться друг перед другом. А он молодец, карать Палому не стал и на провокацию не повелся, а перевел разговор совсем на другое. Нет, не стоит его жалеть. Джилл слушала историю адмирала с легкой досадой: неужели для того, чтобы твою жизнь считали чем-то значительным, в ней обязательно должна присутствовать какая-то чертовщина? Как будто его жизнь не была достойной хорошей истории, даже если в его доме никаких там огней не наблюдалось...
Ну ладно. Проехали. Так, великие люди Миннесоты. Их было столько, что Джилл даже немного растерялась, открывая в своей памяти файл за файлом. Длинный список - герои Гражданской войны, политики, ученые, правозащитники, феминистки, врачи, политики, спортсмены, писатели... Кто их них был достоин того, чтобы быть упомянутыми на уроке краеведения в средней школе Редстона?
Она подняла руку доведенным до автоматизма жестом.
- Фрэнсис Скотт Ки Фицджеральд, родился 24 сентября 1896 года в Сент-Пол, Миннесота. Клиффорд Саймак, родился в 1904 году в Висконсине, но жил и умер в Миннесоте... - Джилл фантастику не слишком уважала, но сквозь ауру нереального у этого писателя просвечивала такая теплая и насыщенная жизнь, что уж, конечно, его стоило упомянуть в ряду великих. - Еще Роберт Блай и Энн Тайлор... - (этих писателей она, наверное, незаслуженно поставила в конец списка).
- Боб Дилан, э, все знают, кто он такой...
- Мельвин Эллис Кэлвин, биохимик, исследователь фотосинтеза, Нобелевский лауреат. Питер Агр, Нобелевский лауреат в области химии и молекулярной биологии, Нобелевский лауреат.
- Дэвид Ланс Арнесон, разработчик компьютерных игр, один из создателей РПГ, разработчик правил для "Темниц и Драконов"... - Джилл легонько пожала плечом и в ее голосе зазвучала почти нескрываемая ирония. - Не то чтобы я была поклонницей РПГ, мистер Робертсон, но людям нравится, э, альтернативная реальность, поэтому его тоже вполне можно считать великим...
В глазах Джилл мелькнула озорная искра. Любите сказки - вот вам сказки, правда, совсем не страшные:
- А еще легендарный Пол Баньян, знаменитый лесоруб и очень, очень позитивный и жизнерадостный человек!

Палома почувствовала, как запылали ее уши, хорошо хоть, под волосами это вряд ли было видно. Разве что они просвечивали, как красные огни всплывающей субмарины. Вот так вот. Ее так достали с этим "вот она, из этих, что поселились в доме с привидениями", что она сходу перевела стрелки в эту сторону. А бедный Робертсон всего лишь хотел вытянуть имя одной из немногих городских знаменитостей, известных и в большом мире. Правда, если адмирал действительно сам крыл этот рассыхающийся паркет на втором этаже... остается надеяться, что водить эскадры он умел лучше. Насчет маяка - ничего такого, в отличие от намеков на покойного двоюродного дядю, Кейси не слыхала. Однако статистика по дому вытанцовывается не шибко удачная. Интересно, между адмиральской четой и дядей еще кто-то успел вклиниться? Если и да, то тоже ненадолго. Но тут проще уж самой в библиотеке пошарить. И так перед Робертсоном как-то неудобно, черте-что про человека подумала. Та-ак, надо вспомнить, кому еще от души повезло родиться в этих краях...
- Вождь Маленькая Ворона, Юджин Маккарти, Вайнона Райдер, - предложила она, не вполне, впрочем, уверенная в политкорректности предложенных примеров.

— Дава-а-а-ай!
Крик давил на уши, словно вода на глубине десятка футов, без труда прорываясь сквозь близкий грохот ружей. Знакомый голос Ронни был неузнаваем, и куда больше подходил сейчас какому-нибудь дрилл-сержанту из фильмов про Вьетнам — злой, резкий, командный. И команда была вполне недвусмысленна: в руке Томми было зажато грубое самодельное копье, а впереди буквально в двадцати шагах среди кустов маячила спина священника. Черная сутана развевалась на ветру, напоминая крылья падшего ангела.
Рука Томми сжалась крепче, но предательская дрожь все равно шатала наконечник копья из стороны в сторону, пока он бежал, перепрыгивая через кусты, а вековой лес нависал над ним незримым наблюдателем...

"Мы не можем просто бросить его!"
Рука Томми дрожала, с трудом удерживая маркер. Пронзительный скрип, который издавал кончик маркера, то и дело проскальзывая по белому пластику информационной доски, вызывал дробную поступь стада вспугнутых антилоп по спине. К счастью, Кимберли, отделенная толстым стеклом карантинной палаты, не могла слышать этот звук, а интеркомом они по обоюдному согласию перестали пользоваться еще в прошлое посещение — по нему нельзя было говорить тихо, а вещи, о которых говорили дети, если бы их услышал посторонний, привели бы их обоих прямиком к психологу.
"Я пыталась, видишь к чему это привело?"
В глазах девочки стояли слезы, когда она прижала доску с ответом к стеклу со своей стороны. Томми видел ее бледность, чуть тронутые синевой губы, запавшие глаза, а чуть сместив взгляд, мог заметить кошмар для любой девочки — пересохшую кожу рук. И все же, медицина продвинулась далеко вперед со времен средневековья — сейчас жизни Кимберли угрожала разве что бюрократическая волокита, волна которой наверняка поднялась до самого министерства здравоохранения.
Томми шмыгнул носом, вытер свою доску, и начал писать упрямо и размашисто:
"Мы не можем. Он бы не бросил на..."
Короткий удар по стеклу привлек его внимание. Кимберли хмуро смотрела куда-то в сторону, прижав к стеклу ладонь, и Томми, подняв взгляд, увидел чью-то фигуру, которая приближалась по коридору. Медсестра, врач или даже уборщица — это было уже неважно. Томми настрого запретили видеться с больной из-за "вызываемого его визитами подавленного психологического состояния".
Томми спешно стер написанное, бросил доску на столик и перед тем, как бегом броситься в другой конец коридора, вымученно улыбнулся и коротко хлопнул по стеклу напротив ладони Кимберли. Стеклянное "high-five" эхом зазвенело в стерильном пластиковом пространстве...

— Ты чего, баклан, совсем опух?
Томми медленно поднимался, разглядывая свои расцарапанные об асфальт ладони. За велосипед точно можно было не беспокоиться — этот агрегат пожалуй мог пережить прямое попадание кумулятивного снаряда. А вот руки... Ничего, руки заживут. Вместе со всем остальным — подняв глаза, Томми увидел гаечный ключ в руке парня, и совместив его с решительной походкой и грубым окриком, получил неутешительную сумму в виде предстоящих увечий.
Впрочем, сейчас его куда больше волновал сам факт реальности происходящего. Слишком многое занимало сейчас мысли МакНевилла, и реальность, несмотря на всю тавтологию, была не такая уж реальная.
— Извини, приятель, — наконец пробормотал Томми, отворачиваясь к велосипеду. Впрочем, извинений в его голосе было примерно столько же, сколько во фразе "Да пошел ты".